Вокруг талантливые трусы И обнаглевшая бездаръ!.. И только
вы, Валерий Брюсов, Как некий равный государь... И.
Северянин Мне кажется, что поэзия Валерия Брюсова стоит
как-то особняком от основного потока "серебряного века". И
сам он, как личность, резко отличается от современных ему
поэтов. Он весь городской, кубообразный, жесткий, с
хитринкой и очень волевой человек. Этот облик возник у меня
после прочтения мемуаров о нем и различных
литературоведческих статей, где его имя так или иначе
фигурировало. Его не любили, как О. Мандельштама, Вяч.
Иванова, И. Северянина или Е. Бальмонта. В нем, видимо, не
было определенного личного обаяния. Как, впрочем, нет
обаяния в городском пейзаже. Я уверена, что на любой, пусть
даже самый красивый город никто не взглянет с таким
умилением, как на сельский пейзаж. Следует отметить, что
такое направление его творчества было подготовлено семейными
традициями. Воспитывали Брюсова, как он вспоминал, "в
принципах материализма и атеизма". Особо почитавшимися в
семье литераторами были Н. А. Некрасов и Д. И. Писарев. С
детства Брюсову прививались интерес к естественным наукам,
независимость суждений, вера в великое предназначение
человека-творца. "От сказок, от всякой "чертовщины" меня
усердно оберегали, - вспоминал Брюсов, - зато об идеях
Дарвина и о принципах материализма я узнал раньше, чем
научился умножению. Нечего говорить, что о религии в нашем
доме и помину не было... после детских книжек настал черед
биографий великих людей... Эти биографии произвели на меня
сильнейшее впечатление: я начал мечтать, что сам непременно
сделаюсь "великим..." Такие начала воспитания сказались на
всем дальнейшем жизненном и творческом пути Брюсова. Основой
поэтической практики и теоретических взглядов молодого
Брюсова на искусство стали индивидуализм и субъективизм. В
тот период он считал, что в поэзии и искусстве на первом
месте сама личность художника, а все остальное - только
форма. Другой темой Брюсова стала тема города, прошедшая
через все творчество поэта. Продолжая и объединяя
разнородные традиции (Достоевского, Некрасова, Верлена,
Бодлера и Верхарна), Брюсов стал, по сути, первым русским
поэтом-урбанистом XX в., отразившим обобщенный образ
новейшего капиталистического города. Вначале он ищет в
городских лабиринтах красоту, называет город "обдуманным
чудом", любуется "буйством" людских скопищ и "священным
сумраком" улиц. Но при всей своей урбанистической натуре
Брюсов изображал город трагическим пространством, где
свершается темные и непристойные дела людей: убийства,
разврат, революции и т. д. Стихи Брюсова перекликались со
стихами сверхурбаниста В. Маяковского. Брюсов писал: Ах, не
так ли Египты, Ассирии, Римы, Франции, всяческий бред, - Те
империей, те утлее, сирее, - Все в былом, в запруду, в
запрет. Так в великом крушенъи (давно ль оно?)... Брюсов
пытается предрекать падение и разрушение горо-дов как
порочного пространства, но у него это получается хуже, чем у
Маяковского или, например, Блока. Протест против бездушия
городской цивилизации приводил Брюсова к раздумьям о
природе, оздоравливающих начал которой поэт не признавал в
своем раннем творчестве. Теперь он ищет в природе утраченную
современным человеком цельность и гармоничность бытия. Но
следует отметить, что его "природные" стихи значительно
уступают его урбанистической лирике. С большой
художественной силой миру растворенной в городе пошлости
противостоит у Брюсова поэзия любви. Стихи о любви
сгруппированы, как и стихи на другие темы, в особые
смысловые циклы - "Еще сказка", "Баллады", "Элегии", "Эрот,
непобедимый в битве", "Мертвые напевы" и др. Но мы не найдем
в стихотворениях этих циклов напевности, душевного трепета,
легкости. У Брюсова любовь - всепоглощающая, возведенная до
трагедии, "предельная", "героическая страсть". За Брюсовым,
как известно, всю жизнь влачился темный хвост различных
сплетен и слухов. Он появлялся в самых шумных ресторанах,
имел романы с известными дамами. Во времена новых
революционных преобразований в городе наступила довольно
неуютная и тревожная жизнь, нищета была всеобщей. Но Брюсов
относился к этому с присущим ему сарказмом. Недаром в свое
время было написано: Прекрасен в мощи грозной власти
Восточный царь Ассаргадон, И океан народной страсти, В щепы
дробящий утлый челн. В поэзии Брюсова город неотделим от его
личности, и в трагедийности города прежде всего чувствуется
трагедия самого автора, для которого нередко трагедии
превращаются в фарс: Вновь я хочу все изведать, что было,
Ужас и скорбь, и любовь!.. Мне кажется, что отобразить
трагедийный мир современного города Брюсову удалось более
полно в его знаменитом цикле стихотворений "В стенах":
Словно нездешние тени, Стены меня обступили. Думы былых
поколений! В городе я как в могиле. Здания - хищные звери С
сотней несытых утроб! Страшны закрытые двери: Каждая комната
- гроб! Или еще: Мы дышим комнатною пылью, Живем среди
картин и книг... Поэт с живой страстью откликался на все
важнейшие события современности. В начале века
русско-японская война и революция 1905 года становятся
темами его творчества, во многом определяют его взгляд на
жизнь и искусство. В те годы поэт заявлял о своем презрении
к буржуазному обществу, но и к социал-демократии проявлял
недоверие, считая, что она посягает на творческую свободу
художника. Однако в революции Брюсов видел не только стихию
разрушения, он воспевал счастливое будущее "нового мира" как
торжество демократии, "свободы, братства, равенства" ("К
счастливым", 1904-1905), славил певцов борьбы: Поэт - всегда
с людьми, когда шумит гроза, И песня с бурей - вечно
сестры... Стихи Брюсова о первой русской революции, наряду
со стихами Блока, являются вершинными произведениями, на-
писанными на эту тему поэтами начала века. А вот в годы
реакции поэзия Брюсова уже не поднимается до высокого
жизнеутверждающего пафоса. Перепеваются старые мотивы,
усиливается тема усталости и одиночества: Холод, тело тайно
сковывающий, Холод, душу очаровывающий... Все во мне - лишь
смерть и тишина, Целый мир - лишь твердь и в ней луна.
Гаснут в сердце невзлелеянные сны, Гибнут цветики осмеянной
весны... Но и в этот период творчества поэт продолжает
славить человека-труженика, искателя и созидателя, верит в
будущее торжество революции. Послеоктябрьские стихи Брюсова
открывают последний период его литературного пути,
представленный сборниками "В такие дни", "Миг", "Дали". Поэт
ищет новые художественные формы для выражения нового
поворота в своем мировоззрении и воссоздания в искусстве
революционной действительности ("Третья осень", "К русской
революции"). В сборниках "Дали" и "Меа" Брюсов представляет
образцы "научной поэзии" ("Мир электрона", "Мир N-измерений"
и др.) Оригинальное художественное творчество Брюсова не
ограничивается стихами. Зная основные классические и
европейские языки, Брюсов активно занимался переводами. Он
переводил Метерлинка, Верлена, Гюго, Эдгара По, Верхарна,
Райниса, финских и армянских поэтов. В Брюсове помимо дара
художника жил неукротимый дух исследователя, который искал
рационалистические "ключи тайн" к самым сокровенным
человеческим чувствам, а также стремился понять причины
рождения новых форм в искусстве, логику их развития. Брюсов
внес значительный вклад в русскую культуру; современные
читатели благодарны этому человеку и поэту за то, что он
своим творчеством создавал эпоху "серебряного века", эпоху
блистательных достижений русской поэзии.
|