Эпохи одна от другой отличаются во времени, как страны в
пространстве, и когда речь идет о нашем "серебряном веке",
мы представляем себе какое-то яркое, динамичное,
сравнительно благополучное время со своим особенным ликом,
резко отличающееся от того, что было до и что наступило
после. Эпоха "серебряного века" простирается между временем
Александра III и 1917 годом. На протяжении "серебряного
века" в нашей литературе проявили себя четыре поколения
поэтов: бальмонтовское (родившиеся в 60-е и начале 70-х
годов XIX века), блоковское (родившиеся около 1880-го),
гумилевское (родившиеся около 1886 г.), и, наконец,
поколение, родившееся в девяностые годы: Г. Адамович, М.
Цветаева, С. Есенин, В. Маяковский, О. Мандельштам и другие.
В письме Мандельштама к Тынянову от 21 января 1937 года есть
слова: "Вот уже четверть века, как я, мешая важное с
пустяками, наплываю на русскую поэзию, но вскоре стихи мои
сольются с ней, кое-что изменив в ее строении и составе".
Все исполнилось, все сбылось. Его стихи невозможно
отторгнуть от полноты русской поэзии. Конечно, всегда
найдутся люди, которых Мандельштам просто раздражает. Что
же, в его мысли, в его поэзии, во всем его облике и впрямь
есть нечто царапающее, задевающее за живое, принуждающее к
выбору между преданностью, которая простит все, и нелюбовью,
которая не примет ничего. Но отнестись к нему безразлично
невозможно. "Прописать бесприютную тень бесприютного поэта в
ведомственном доме отечественной литературы, отвести для
него нишу в пантеоне и на этом успокоиться - самая пустая
затея. Уж какой там пантеон, когда у него нет простой
могилы, и это очень важная черта его судьбы", - писал С.
Аверинцев. В мир русской литературы Мандельштама ввел его
учитель Вл. Гиппиус, один из поэтов, тесно связанных с
ранним русским декадентством. Поэтому ранние произведения
Мандельштама написаны под влиянием поэзии символизма. Для
этого этапа творчества было характерно представление поэта о
Вселенной как о "мировой туманной боли", "бедной земле".
Однако уже в стихотворениях той поры чувствовалось
мастерство молодого поэта, умение владеть поэтическим
словом, использовать широкие музыкальные возможности
русского стиха, особенно ямба. Первая русская революция и
события, сопутствующие ей, для манделыытамовского поколения
совпали со вступлением в жизнь. В тот период Мандельштама
заинтересовала политика, но тогда, на переломе от отрочества
к юности, он оставил политику ради поэзии. В творчестве
Мандельштама характерно преобладание над техникой, над
образностью принципа аскетической сдержанности. У него
преобладают рифмы "бедные", часто глагольные или
грамматические, создающие ощущение красоты и прозрачности:
Никто тебя не проведет По зеленеющим долинам, И рокотаньем
соловьиным Никто тебя не позовет... Все это сделано для
того, чтобы рифма как таковая не застилала собой чего-то
важного, что стремится донести до читателя поэт. В лексике
ценится не столько богатство, сколько жесткий отбор. У
Мандельштама нет ни разгула изысканных архаизмов, как у
Вячеслава Иванова, ни нагнетания вульгаризмов, как у
Маяковского, ни обилия неологизмов, как у Цветаевой, ни
наплыва бытовых оборотов и словечек, как у Пастернака. Есть
целомудренные чары - Высокий лад, глубокий мир, Далеко от
эфирных лир Мной установленные лары. У тщательно обмытых ниш
В часы внимательных закатов Я слушаю моих пенатов Всегда
восторженную тишь. Начало первой мировой войны - рубеж
времен: Век мой, зверь мой, кто сумеет Заглянуть в твои
зрачки И своею кровью склеит Двух столетий позвонки? Для
Мандельштама - это время окончательного прощания с Россией
Александра (Александра III и Александра Пушкина), Россией
европейской, классической. Он прощается со старым миром
по-своему, перебирая старые мотивы, приводя их в порядок: В
белом раю лежит богатырь: Пахарь войны, пожилой мужик. В
серых глазах мировая ширъ: Великорусский державный лик.
Только святые умеют так В благоуханном гробу лежать:
Выпростав руки, блаженства в знак, Славу и покой вкушать.
Разве Россия не белый рай И не веселые наши сны? Радуйся,
ратник, не умирай: Внуки и правнуки спасены! Самым
значительным из откликов Мандельштама на революцию 1917 года
стало стихотворение "Сумерки свободы". Его очень трудно
подвести под стандартные рамки "принятия" или "непринятия",
но в нем отчетливо звучит тема отчаяния и призыв "мужаться"
- ведь происходящее в России "огромно" и оно требует степени
мужества, которая была бы пропорциональна этой огромности.
"Идеал совершенной мужественности подготовлен стилем и
практическими требованиями нашей эпохи. Все стало тяжелее и
громаднее, потому и человек должен стать тверже...", - писал
Мандельштам в 1922 году в брошюре "О природе слова". Начало
20-х годов явилось для поэта периодом подъема его мысли и
творческого вдохновения, но эмоциональный фон подъема,
который звучит в стихотворениях той поры, соединяется с
чувством обреченности и физической болью тягот. Нельзя
дышать, и твердь кишит червями, И ни одна звезда не
говорит... В стихах 20-х и 30-х годов Мандельштам
активизирует диалог с собственным временем, в них особое
значение приобретает социальное начало, открытость
авторского голоса. Сверхличной темой становится то, что
происходит со страной, с народом. У Мандельштама нет
каких-то особенно филантропических тем; но ведь и Пушкин не
был сентиментальным моралистом, когда подвел итоги своих
поэтических заслуг в строке: "И милость к падшим призывал".
Дело не в морали, дело в поэзии. Согласно пушкинской вере,
унаследованной Мандельштамом, поэзия не может дышать
воздухом казней. Заступаясь за приговоренных к смерти, поэт
не знал, что вскоре заступничество понадобится ему самому.
Свои собственные злоключения, свою судьбу поэт принял с
внутренним согласием на жертву: А мог бы жизнь просвистать
скворцом, Заесть ореховым пирогом, Да, видно, нельзя
никак...
|