В личности Афанасия Фета удивительным образом сошлись два
абсолютно разных человека: огрубелый, сильно тёртый, битый
жизнью практик и вдохновенный, неутомимый буквально до
последнего вздоха (а умер он в возрасте 72 лет) певец
красоты и любви.
Сын мелкого немецкого чиновника, Фет был за взятку записан
сыном орловского помещика Шеншина, который увез мать поэта
от его отца. Но обман раскрылся, и Фет в течение многих лет
испытывал на себе, что значит быть незаконнорожденным.
Главное, что он лишился при этом статуса дворянского сына.
Он пытался "выслужить" дворянство, но 13 лет армейской и
гвардейской лямки ничего не дали. Тогда он женился по
расчету на старой и богатой, стал жестоким и прижимистым
сельским хозяином-эксплуататором. Революционерам и даже
либералам Фет никогда не сочувствовал и, чтобы достичь
желаемого дворянства, долго и громко демонстрировал свои
верноподданнические чувства. И только когда Фету было уже 53
года, Александр II изложил благоприятную резолюцию на его
прошение. Доходило до смешного: если тридцатилетний Пушкин
считал оскорбленнием пожалование ему царем камер-юнкерского
звания (это придворный чин, обычно даваемый молодым людям до
20 лет), то этот русский лирик специально выхлопотал себе
камер-юнкерство уже в 70 лет?
И при этом Фет писал божественные стихи. Вот стихотворение
1888 года:
"Полуразрушенный, полужилец могилы,
О таинствах любви зачем ты нам поешь?
Зачем, куда тебя домчать не могут силы,
Как дерзкий юноша, один ты нас зовешь?
_ Томлюся и пою. Ты слушаешь и млеешь;
В напевах старческих твой юный дух живет. Цыганка старая
одна еще поет".
То есть буквально два человека жили в одной, кстати весьма
неприятной на вид, оболочке. Но какая сила чувства, мощь
поэзии, какое страстное, юношеское отношение к красоте, к
любви!
Поэзия Фета недолго имела успех у современников в 40-е годы,
а в 70- 80-х годах это был успех весьма камерный, отнюдь не
массовый. Но массам Фет был знаком, хотя они не всегда
знали, что популярные романсы, которые они распевают (в том
числе и цыганские), на слова Фета. "О, долго буду я в
молчаньи ночи тайной", "Какое счастие! и ночь и мы одни",
"Сияла ночь. Луной был полон сад", "Давно в любви отрады
мало", "В дымке-невидимке" и, конечно, "Я тебе ничего не
скажу" и "На заре ты ее не буди" вот лишь немногие
стихотворения Фета, положенные на музыку разными
композиторами.
Лирика Фета тематически крайне бедна: красота природы и
женская любовь вот и вся тематика. Но какой огромной мощи
достигает Фет в этих узких пределах. Вот стихотворение 1883
года:
"Только в мире и есть, что тенистый Дремлющих кленов шатер.
Только в мире и есть, что лучистый
Детски задумчивый взор.
Только в мире и есть, что душистый
Милой головки убор.
Только в мире и есть этот чистый
Влево бегущий пробор".
Это своеобразная онтология (философское учение о бытии)
Фета, хотя философской его лирику назвать трудно. Мир поэта
очень узкий, но какой же прекрасный, полный изящества. Грязь
жизни, проза и зло жизни не проникали в его поэзию никогда.
Прав ли он в этом?
Видимо, да, если видеть в поэзии искусство по преимуществу.
Красота и должна быть главным в ней.
Гениальна лирика природы Фета: "Я пришел к тебе с приветом",
"Шепот. Робкое дыханье", "Какая грусть! Конец аллеи", "Это
утро, радость эта", "Жду я, тревогой объят" и множество
других лирических миниатюр. Они разнообразны, непохожи,
каждая являет собой неповторимый шедевр. Но есть общее: во
всех них Фет утверждает единство, тождество жизни природы и
жизни человеческой души. И поневоле задумываешься: где
источник, откуда эта красота? Творение ли это Отца
небесного? Или источник всего этого сам поэт, его умение
видеть, его светлая, открытая красоте душа, каждое мгновение
готовая восславить окружающую красоту? В своей лирике
природы Фет выступает как антинигилист: если для
тургеневского Базарова "природа не храм, а мастерская, и
человек в ней работник", то для Фета природа _ единственно
храм, храм и фон прежде всего любви, роскошная декорация для
тончайших сюжетных изгибов любовного чувства, а во-вторых,
храм для вдохновения, умиления и молитвы красоте.
Если для Пушкина была проявлением высшей полноты жизни, то
для
Фета любовь есть единственное содержание человеческого
бытия, единственная вера. Эту мысль он утверждает в своих
стихах с такой силой, что заставляет усомниться, не язычник
ли он. У него и сама природа любит не вместе, а вместо
человека ("В дымке-невидимке").
В то же время вполне в христианском духе Фет считает
человеческую душу частицей небесного огня, божьей искрой
("Не тем, господь, могуч, непостижим"), ниспосланной
человеку для откровений, дерзаний, вдохновения ("Ласточки",
"Учись у них у дуба, у березы"). Удивительны поздние стихи
Фета, 80-90-х годов. Дряхлый старик в жизни, в поэзии он
превращается в горячего юношу, все мысли которого об одном о любви, о буйстве жизни, о трепете молодости ("Нет, я не
изменил", "Моего тот безумства желал", "Люби меня! Как
только твой покорный", "Еще люблю, еще томлюсь").
Разберем стихотворение "Я тебе ничего не скажу",
датированное 2 сентября 1885 года. В нем выражена часто
встречающаяся у романтиков мысль о том, что языком слов
нельзя передать жизнь души, тонкости чувства. Например,
стихотворение Фета "Как мошки зарею" (1844) кончается мечтой
"О, если б без слова/ Сказать душой было можно!". Поэтому
любовное свидание, как всегда, в окружении роскошной
природы, (открывается молчанием: "Я тебе ничего не
скажу...". Романтики не доверяли языку слов как средству
выражения души человека, тем более поэта. Впрочем, назвать
Фета романтиком затруднительно: очень уж он "земной". Тем не
менее уделом героя стихотворения остается "молча твердить"
слова любовного признания.
И этот оксюморон (сочетание контрастных по смыслу слов)
становится главным словесно-художественным образом
стихотворения. Но все-таки почему он молчит? Какая
мотивировка дается этому? Вторая строка уточняет: "Я тебя не
встревожу ничуть". Да, как свидетельствуют другие
стихотворения, его любовь может и встревожить, взволновать
девственную душу его избранницы своими "томленьями" и даже
"содроганьями". Есть и другое объяснение, оно в последней
строке второй строфы: его "сердце цветет", подобно ночным
цветам, о которых сообщается в начале строфы. Вот тождество
человеческой души и природы, выраженное, как и во многих
других произведениях Фета, с помощью особого художественного
приема, называемого психологическим параллелизмом. К тому же
грудь, т.е. вместилище эмоционально-духовного начала, героя
"больная, усталая" (первая строка третьей, последней
строфы). "Я дрожу" - от ночного ли холодка или от каких-то
внутренних душевных причин. И поэтому конец стихотворения
зеркально повторяет начало: "Я тебя не встревожу ничуть,/ Я
тебе ничего не скажу".
Трехстопный анапест стихотворения звучит напевно: "Я тебе
ничего не скажу" неоднократно вдохновляло многих
композиторов.
Стихотворение привлекает тонкостью и изяществом выраженных в
нем чувств и естественностью, негромкой простотой их
словесного выражения.
|